Низовой ветер. Глава двенадцатая
Солнце давно не баловало Азовье, копило, видимо, тепло, а сегодня кинуло его на землю все без остатка и сразу обожгло перегретым паром, назойливой мошкарой зазудело в ушах, соленым потом застило глаза.
«Искупаться бы». Максим положил стопку кирпича на верхний срез маячной стены и посмотрел на море. С вертолета передали, что «Малыш» на подходе к лагерю с юго-востока, и Максим с самого рассвета вглядывался туда. Его ребята вместе с рыбаками разбирали завалившиеся стены рыбокоптильни. Он с Коровиным остался в бригаде, ремонтирующей маяк. Работа как работа, а обзор отсюда куда лучший.
В пролом стены Максим как на ладони видел на берегу человек двадцать родителей и родственников юных моряков. Невесть каким образом они добрались сюда с первыми лучами солнца.
Чуть в сторонке от них на одиноком валуне недвижно стояла Олечка Ерохина. Она привезла Черномору и Симонову вызовы в мореходную школу. И сейчас еще вся она в напряжении, видать, а утром так и слова не могла вымолвить.
Что ж. Обыкновенный шторм, что ежедневная перекличка присутствующих, а вот ураган это уже генеральная проверка на жизненность и на прочность не только для юных моряков…
Маяк без светящего колпака превратился в обыкновенную вытяжную трубу, и сквозистый ветер прорывался снизу разгоряченный, необузданный. На самой верхней площадке ветер стушевывался и притворно-игриво вскидывался вихорками кирпичной пыли.
— Иду-ут! — вдруг внизу закричал Коровин. — Наши идут!
Максим глянул на море и ничего не увидел. Море неистово лучило красным, зеленым, синим, и свет этот был так ослепляюще ярок, что казалось, и люди, и предметы, находящиеся на нем, просвечиваются насквозь.
Недаром когда-то старики предупреждали Максима: если не станешь моряком — бойся моря. Оно очаровывает только один раз, но любовь к себе, преданность себе подвергает испытанию всю жизнь и никогда ни в чем не терпит половинчатости. А вот такой игрой света прячет от сторонних глаз тех, кому покорилось, чтобы снова казаться загадочным и неприступным.
Максим бросился вниз. Это и его, Максима, победа, и он тоже вправе полностью насладиться ею. Вправе? На последнем пролете он заставил себя пойти шагом.
Со всех сторон, наперегонки, к берегу бежали юнморовцы. «Малыш» вынырнул из-за «трех мачех», миновал перекат возле лагеря и теперь шел прямо в берег. Работы мотора Максим еще не слышал, но по тому, как не часто отскакивали от воды выхлопы дыма, определил: не торопятся, самым малым идут.
Катер носом ткнулся в берег, и его тут же окружили и родители, и юнморовцы. Максим видел, как Олечка Ерохина тщетно пыталась пробиться к «Малышу» сквозь тесное живое кольцо, и сам не стал толкаться, остановился на взгорке.
Над толпой показался Черномор, обеими руками пригладил буйную цыганскую шевелюру, доверительно и заговорщицки улыбнулся Максиму, потом спрыгнул на землю, и, лавируя между встречающими, направился к нему. Сразу за Черномором на берег прыгнул Симонов, потом Валерка.
Володя Диченко увидел Зосима в толпе встречающих, выдержал его тяжелый испытующий взгляд и побежал следом за ребятами. Все четверо стали шеренгой перед Максимом. Черномор одернул на себе тельняшку, хрипловатым голосом скомандовал «Смирно», шагнул вперед:
— Товарищ начальник лагеря юных моряков! Первое испытание катера «Малыш» в штормовых условиях проведено успешно. Экипаж чувствует себя хорошо!
Он запнулся, не зная, видимо, как закончить рапорт, переступил с ноги на ногу. Симонов расплылся в добродушной улыбке:
— А Валерка фильм снял… Диченко неожиданно добавил: — Для потомков.
Звезды падали в море, купались, подплывали друг к другу и снова занимали свои места на тихом и ласковом азовском небе.
На старом месте разбиты палатки, вахтенный, как обычно, разжигал костер под сигнальной мачтой, а Максим, лежа на скомканной басалаевской палатке, который раз перебирал в памяти прошедший день..
Черномор и Симонов сразу умчались в город — готовиться к отъезду в мореходку.
Зосим исчез, когда стали расходиться родители, и появился только вечером, после захода солнца. Подошел бледный, настороженный. Шагах в двух остановился, тихо сказал:
— Ты, Максим, тут это… Вовку не распусти. Такие дети, оно знаешь… тоже не сахар.
Он тихо повернулся и пошел к автобусной остановке, сутулясь и прихрамывая сильнее обычного. Потом остановился:
— Мой подвесной мотор забери. Пригодится, может…
Снизу от костра потянуло дымом, явственнее донеслись всплески прибоя и покряхтывание чаек, расположившихся на ночлег где-то рядом.
