Минимум один геничанин защищает Донецкий аэропорт

Враги называют их киборгами. Мы — защитниками. Эти мужчины превратили Донецкий аэропорт в форт. Каждое утром многие украинцы начинают свой день с того, что читают в Интернете новости и узнают: ситуация в Донецком аэропорту под контролем сил АТО, отбита очередная атака врага, который нападает под прикрытием зениток и танков. И хотя это значит, что там, на востоке Украины, чей то сын, муж, любимый, несмотря на так называемое перемирие, каждую минуту рискует жизнью, в душе рождается гордость за украинцев.

Сами военные говорят: аэропорт теперь не только стратегический объект, он символ: хлопцы поднимают боевой дух Вооруженных Сил Украины. СМИ сообщают: оборону аэропорта держат 93 механизированная бригада, кировоградские спецназначенцы, бойцы «Правого сектора» и батальона «Днепр-1».
Среди тех самых киборгов — и наши земляки. С одним из них — херсонцем с красивым позывным Маэстро, корреспонденты «ПИК» встретились в местном офисе «Правого сектора» — идет ротация, и боец приехал на побывку в родной город и зашел к друзьям.

— Как вас называть?
— Маэстро. Боец добровольческого украинского корпуса, штурмовая рота, четвертая группа.

— Где вы служите?
— Сначала воевал на Песках (поселок, который прикрывает единственную дорогу на аэропорт), потом — в аэропорту. Сейчас отпустили меня в отпуск.

— Донецкий аэропорт это место, где проходят бои сейчас…
— Там очень жарко…

— Что там реально происходит?
— Реально? Каждый день обстреливают. Каждый день пытаются штурмовать. Мы огрызаемся, чистим территорию. Людей не хватает, если бы людей побольше, то можно было бы покрупней проводить какие-то операции. А так в радиусе 700-800 метров только можем работать. Техники мало было — танков, БМП.

— Не всем понятно, зачем рисковать жизнями наших ребят за этот аэропорт?
— Взлетная полоса.

— А ее нельзя просто уничтожить и отойти?
— Как вам объяснить? На асфальте, когда 120-ка мина попадает, она делает воронку метра полтора в ширину и пол метра в глубину. Когда такая же мина попадает на взлетную полосу, она делает воронку 15 сантиметров в ширину и 3 сантиметра в глубину. Там бетон крепкий. По взлетке сепары попадают (при обстрелах — ред.), когда промахиваются, но без особого успеха.

— Прошли слухи о том, что мол, можно территорию аэропорта «обменять» на другие населенные пункты…
— Я считаю, что этого делать нельзя. Надо давить просто-напросто. А давить можно. Единственное, что плохо — наша артиллерия не работает далеко, потому что там дальше жилые кварталы. И они (украинская артиллерия — ред.) этим связаны и поэтому работают только до жилых кварталов. А те (сепаратисты — ред.) просто стреляют из окон жилых домов, крыш. А их достать никак нельзя — это очень обидно. Надо чистить. Но людей нет — ведь это не просто почистил и ушел — нужно закрепляться, идти дальше и дальше. Мы захватили участок, посадили своих корректировщиков, неделю просидели там, но просто не могли держать…Если подвозить людей, то можно постепенно двигаться вперед. Но приказа нет.

— Но ведь перемирие…
— Перемирия я там ни одного дня не видел.

— Наверное, «гражданский» вопрос: какие моменты на передовой особенно запомнились?
— Когда по нам танк бабахнул, а мы на втором этаже сидели. Я как раз спускался со второго этажа, так скатился кубарем. Хорошо, танк выстрел просто бронебойной болванкой, она стены только порушила. Если бы осколочно-фугасным…Ребят так под кирпичами, стенами… на одного балка упала, но хорошо, что он в каске был. Отделались. Вначале на больничку даже ехать не хотели.

— Звучит информация, что у вас достаточно оружия, еды. Как с водой, с запасами на самом деле?
— С водой плохо. Ее подвозят колонны через ту одну дорогу. Мы не в глухом окружении. Есть одна дорога, она простреливается, конечно, но колонны прорываются. То есть, когда есть колонна — хорошо. Когда не могут прорваться, когда сильные бои — тогда плохо.

— Вы сами с Херсона? Просто генические издания писали, что там воюет и их земляк…
— Есть и с Геническа. Херсонцев со мной в аэропорту было — наш командир из Херсона и еще мой напарник тоже из Херсона. Нас трое было. Плюс из Херсонской области еще 4 человека было на Песках (если по прямой, то до аэропорта от Песков — 6 километров). Так что было 7 человек из Херсонщины в том районе.

— Кто воюет против вас — сепаратисты, чеченцы, российские военные?
— Чеченцев не видел. Российские военные есть. Ну, в основном российские военные, они работают хорошо, бои с ними сложные. Но они вперед посылают вот этих днр-овцев, донецких. Притом, что на тех (на днр-овцев — ред.) смотреть жалко — одеты кто во что, в лучшем случае разгрузку дают, а то бывает, что просто два магазина в карманы дали — и вперед. Они, я не знаю — то ли наколотые чем-то, или обкуренные. Их «ложишь», а они идут, как зомби — в них стреляешь, а они не пригибаясь, изредка постреливая в нашу сторону по открытой местности, шуруют…

— Кто вы в мирной жизни, какая у вас специальность?
— Я…(Улыбается). Международные экономические отношения, юрфак. Основная работа юрист. Была.

— Где вы получили военную подготовку?
— В основном — уже там. Ну, как подготовку — 5 дней в офицерском корпусе, плюс у нас здесь есть друзья в Херсоне, которые имеют опыт. Чуть нас тоже поднатаскали. Ну, все — остальное там, когда приехал.

— Вы доброволец, но там есть и служащие Вооруженных Сил. Как вы с ними — сработались?
— Они нам помогают боеприпасами. Едой нас снабжают. Единственное, что с оружием плохо — что мы с трупом собрали, то наше. У военных все оружие на учете, они не могут его давать.

Главные там военные, нами управляет комбриг, ставит задачи, мы их выполняем. Если нет согласованности, то грош цена этим боевым действиям. А так — согласовано, нормально отбиваемся — с этим вопросов нет.

— Иногда говорят, что проблема украинской армии в офицерах, командующем составе…
— Офицеры, которых я встречал на передовой — это отличные люди, профессионалы. Ничего плохого о них сказать не могу. С ними приятно воевать плечом к плечу. Доволен. Насчет высшего командования. Не знаю, у меня свое мнение…

— Как с мобильными? Говорят, что ими опасно пользоваться. В тоже время, те, кто был под Иловайском, говорят, что благодаря мобильной связи узнали, как выйти из окружения.
— На боевой выход мобильный я никогда не беру — там, во-первых, они даром не надо. Даже выключенный — зачем мне лишний вес носить? Оставляю его просто. Не знаю, говорят, что там отслеживают… Прямого подтверждения этому я не встречал, поэтому не знаю.

— Как у вас с зимним обмундированием?
— Пока я там был, бушлаты какие-то были. Не очень. Но я как раз уехал, и пришла нам посылка от волонтеров, сказали, что там хорошие зимние вещи. Термобелье нам волонтеры привезли, у меня два комплекта даже есть на смену. Форму я за свои деньги купил, когда туда ехал.

— Почему человек покупает за свои деньги форму, снимает с трупов врагов оружие — и едет защищать страну, которая всем этим не может его обеспечить?
— Родина в опасности и ее надо защитить — и все. Представьте себе, что в 1941 году, когда немцы сюда зашли, люди бы сказали: это не мое дело, мне тут делать нечего и все. Было бы, наверное, нехорошо.

— Вы верите, что Донецкий регион полноценно может вернуться в Украину?
— Если бы я не верил, меня бы там, наверное, не было. Поэтому, верю, все будет хорошо.

— Вы в отпуске — как вы его проводите?
— Уже неделю здесь. И скоро обратно. С женой отдохнул, с братьями встретился, пообщался с мамой, со знакомыми.

— Просят не ехать на восток?
— Мама, жена, понятно: не пущу. Я говорю: все равно поеду. Ну…нормально.

— Срывы там бывают психологические у бойцов?
— Срывов не видел. У нас ребята нормальные. Они знают, зачем они приехали, что ждать от этого. Поэтому нервных срывов я не наблюдал. Моя жена тоже боялась, думала, что по ночам воевать буду — нет, нормально, не воюю. Если к этому нормально относится, не заморачиваться…Это враг, да, я их убивал. Но это враг — они пытаются убить меня. Значит, мне везет больше, я победил — все. Я их уважаю, они не самые трусливые парни, уважение к ним тоже надо иметь.

— Но были моменты, когда человек понимал, что он там не может больше находиться? Когда человек переступил свой предел…
— Командир у нас пресекает такие разговоры. Говорит: это твое мнение, пойди, подумай отдельно, не надо этим заражать остальных. Человек пойдет, подумает, командир ему, может, что-то скажет. И все, ребята — нормально. Ведь разговоры одни и те же, сидишь, пережидаешь артобстрелы — почти постоянно они стреляют. Когда удается выбраться, то уже думаешь только о работе. А когда скучно… Страшнее, чем скучающий солдат оружия не придумали.

— Как вы думаете, нужны ли переговоры с ними и перемирие, или надо бороться до последнего?
— Склоняюсь к тому, что надо до последнего бороться. Потому что там этих донецких осталось процентов тридцать, все остальное — это уже привезенные сюда из России.

— Вы в плен брали, общались с ними?
— Пленных не брали — не было такой возможности. С трупов снимали документы, мобильные, оружие — нас комбриг озадачил, что с трупов обязательно это снимать. Оружие он, переписав номера, отдает нам. Оружие — это военные трофей, я могу его взять с трупа, а мобильные телефоны себе забирать с трупа — я брезгую.

— Вы не первый военный с востока, кому я задаю этот вопрос: там война, а мы тут живем мирной жизнью — дискотеки и свадьбы. В этом есть что-то неправильное, вы не находите? Не слишком ли спокойно живет Херсон на фоне того, что происходит там?
— Ну, я и поехал туда воевать для того, чтобы Херсон жил спокойно. Поэтому, пожалуйста, ребята: отдыхайте (смеется — ред.). Я не переживаю за это.

— Вы юрист. Какие, по вашему мнению, нужны сейчас реформы Украине в первую очередь? Говорят о том, что нужна серьезная реформа наших правоохранительных структур.
— Обязательно. Ну, во-первых, почистить суды, почистить правоохранительные органы. Потому что творится беззаконие, я, как юрист с судебной системой довольно часто сталкиваюсь.

— И сейчас?
— Сейчас…давно там не был — в суде. А вот до Майдана…

— Вы были и на Майдане?
— Был. Недолго, пять дней всего. Но зато это были 18,19,20,21, 22 февраля…
Что касается системы (правоохранительной — ред.), то ее надо чистить. Я склоняюсь к грузинской системе, как они сделали: всех уволили, и по новой начали набирать — нормальных людей, с нормальной зарплатой. Это мое мнение.

— Многие бойцы сегодня идут в политику — в частности, баллотируются в Верховную Раду. Как вы к этому относитесь?
— Да, пожалуйста. А я считаю — они заслужили на это. Главное, чтобы это были не те, которые только на бумажке там числились (в зоне АТО — ред.). А те, кто реально воевал, кто знает цену этому — это, по-моему, правильно.

— Еще о реформе — теперь уже о военной. Мы даже опрос на «ПИК» проводим — должны женщины служить или нет? Как по вашему?
— Как по мне, женщине в армии делать нечего (смеется). Я, конечно, понимаю, есть опыт Израиля, это хорошо. Но…
Хотя, я думаю, нас ждет тоже, что и израильтян — постоянная боевая готовность. Но если армией 20 лет не заниматься вообще, разваливать ее только, то получаем то, что мы и получили. Надо просто заниматься, вкладывать деньги, потому что, как известно, кто не хочет кормить свою армию — кормит армию врага. Это стопроцентная истина.

— Чтобы вы еще хотели сказать?
— Единственное, ребятам передайте в аэропорт пожелание здоровья. Ребята, возвращайтесь живыми. Будьте живы! А я приеду — помогу!

Записала Ирина Староселец